Эпиграф:
«Л.Н. Толстой — наше всё»
И ещё один, мне лишнего эпиграфа не жалко:
«Береги честь смолоду, коли рожа крива.»
Вроде А.С. Пушкин
Из далеких 80-х… Поступали к нам на филфак ЛГУ им. Аль Капоне одно лицо с Кавказа (именно не оно поступало, а его поступали, Грузия тогда жила богато), прибыло это лицо задолго до начала вступительных экзаменов и начало активно знакомиться с разнообразными достопримечательностями Северной Пальмиры, авторизуясь и вживаясь в реалии белых ночей. И вот наступает день сдачи экзамена «русский язык и литература (устно)», лицо тянут за его уши хотя бы на тройку, оно сопротивляется, понятно не по умыслу, а по незнанию. Очередной вопрос — какой из известных русских полководцев описан в романе Л.Н. Толстого «Война и мир»? Лицо мычит, силясь вспомнить то, чего отродясь не ведало, но договор дороже денег, экзекуция продолжается в виде наводящих вопросов, типа
— Вы давно в Ленинграде?
— Да, уже больше месяца.
— На Невском проспекте были?
— Канэшна!
— Видели Казанский собор?
— Видел, да.
— Так вот, там справа и слева два памятника — один — Барклаю де Толли, второй (экзаменующий произносит это выразительно, с нажимом, делая круглые страшные глаза) — Михаилу Илларионовичу Кутузову… Ну так кто же из них занимает значительное место в «ВиМ» Толстого?
— Слюшай, а памятник к чему ближе? К ресторану «Кавказский» или к пивному бару «Очки»?
(Для тех, кто не в курсе, если стоять к Казанскому собору лицом, то справа от него на Невском располагался ресторан «Кавказский», а слева, соответственно — пивняк, называемый в просторечье по аналогии с расположенным рядом магазином «Оптика»).
Лицо с грехом пополам поступили, но скоренько отчислили, ибо договор распространялся лишь на «поступить», но отнюдь «не продолжить обучение».
Да, вот уже про жертв ЕГЭ, одно цепляет другое… Как сказало бы вышеуказанное лицо, я «Мамой клянусь!!!», никогда не звонил на ТВ, но один раз не удержался, слава Б-гу, не дозвонился, ибо у них было занято, а то, говоря, образно «… на его счастье, критика Латунского не было дома, а то, кто знает, какой бы темной уголовщиной ознаменовался бы сегодняшний вечер, ибо у Маргариты, вернувшейся в комнату, в руках был тяжелый молоток.» Такие же, тяжелые как подкова матюки я был готов высказать ТВ редакторам, принимающим на службу и выпускающим в эфир юных амбициозных корреспонденточек. Репортаж велся с места события, а именно выпускного бала юных кадетов, круживших в вальсе не менее юных мамзелей в платьях из марли, аккурат посередь колонн из всамделишного мрамора, на не менее всамделишном паркете в самом что ни на есть взаправдашнем дворце, коих, как известно, в Ленинграде — как у дурака фантиков, ну да ладно.
Корреспондентша (взахлеб, экзальтированно)- Как же весь этот праздник, вся эта воздушная атмосфэра, напоминает нам тот волшебный бал, на котором Наташа Ростова танцевала свой первый вальс с поручиком Ржевским!!!» (Я бы ещё понял и простил оговорку по Фрейду — со Штирлицем, но тут?)…
Странно, что ещё не сказала «N’est-ce pas, mes petits amis?».
Ну и хорошо, что не дозвонился, пусть живут безмятежно, ведь они искренни в своих заблуждениях.
Засим прощевайте…