про покойников 

Случай реальный. Произошел с вашим покорным слугой, когда я проходил службув ВМФ в поселке «N», который на Камчатке. Так вышло, что ушел на дембель матрос,который играл на большом барабане в нашем войсковом оркестре, и мой одноклассник,служивший в этом музыкальном коллективе, решил сделать мне добряк, облегчитьнелегкую службу старшего мастера по приготовлению стратегических ракет. Сказано —сделано. И вот, с его подачи, дирижер оркестра отдает вакансию барабанщика мне.Играть на большом барабане дело не хитрое. Главное иметь чувство ритмаи не обращать внимания на остальных лабухов (музыкантов) и дирижера. В то время, а это был 1982 год, у нас был самый крутой духовой оркестрв округе и нас приглашали играть на всевозможных мероприятиях достаточнорегулярно. А уж на похоронах мы играли раза по три за неделю. Потренировавшисьна плацу в исполнении строевых маршей и гимна Советского Союза, я почувствовалсебя настоящим артистом. Барабан на пузе. В правой руке колотушка. В левой руке —тарелка. В башке — сплошной «БУМ — ТС-БУМ — ТС»… И, как настоящий артист, я ужепредвкушал небывалый успех у малочисленной женской аудитории поселка «N».Так получилось, что мой дебют совпал с чьими-то похоронами. Я был настроенсоответствующим образом, т. е. печален, собран, решителен. Перед выездом к меступохорон ко мне подошел саксофонист и совершенно серьезно объявил, что у нас,лабухов, есть достаточно неприятная, но необходимая традиция, согласно которойкаждый музыкант, первый раз лабающий жмура (покойника), должен поцеловать покойникав лоб. Иначе в славное братство музыкантов тебе путь заказан. Мне, почему-то,сразу расхотелось легкой оркестрантской службы и захотелось вернуться к своимядерным боеголовкам, которые, слава Богу, никто целовать не заставлял. Естественно,я подумал о розыгрыше, но весь оркестр в полном составе, включая дирижера —старого старшего мичмана, подтвердили, что это — чистая правда, и через это прошливсе. Приехав на место, я нашел себя в потерянных чувствах и мандраже, которыйне испытывал со времен занятий большим спортом. Короче — полный абзац и трясучка,но играть-то надо, и я заиграл… Темп я задал такой, что, если бы покойный встали ринулся к могиле строевым шагом, я бы ничуть не удивился. На «Coda» (окончаниемуз. произведения) я исполнил соло на тарелках и, наконец, посмотрел на нашегодирижера. Дирижер оркестра, мичман Малых, был бледен, правое веко егоподергивалось в нервном тике, а на лбу блестели бисеринки пота. «Вроде музыкантсо стажем, а тоже волнуется»- с уважением подумал я. Родные и близкие покойногокак-то странно и не очень дружелюбно смотрели в мою сторону. Мы сыграли ещеи еще, и с каждым разом я играл уверенней и уверенней. Кураж появился какой-то.В это время наш мичман подал знак кларнетисту, мол, отбери барабан у этого идиота(то бишь у меня). Кларнетист подошел и тихо так (все же похороны) говорит:— Отдай барабан.Я расценил это, как вы уже догадались, как команду совершить ритуал и статьнастоящим музыкантом. ПРИШЛО ВРЕМЯ ПОСЛЕДНЕГО ПОЦЕЛУЯ. Аккуратно отстранивплачущую вдову, я ринулся целоваться с совершенно незнакомым покойником. Когдая закончил и обернулся с видом победителя, то первое, что увидел, так этовыпученные глаза родных и близких покойного. Но только часть из них смотрелав мою сторону. Остальные таращились на дергающиеся в диком, но беззвучном смехеспины моих сослуживцев, резво убегающих к автобусу. И первым бежал наш старыйстарший мичман. Всю обратную дорогу мои коллеги просто лежали в автобусе,и только флейтист грустно так заметил:— Опять из-за ваших приколов без водки остались.P.S. А я все-таки стал барабанщиком в нашем оркестре и играл там до самогодембеля.